Фрумушика-Нова - место, которое не отмечено на карте в Одесской области. В нескольких километрах от молдавской границы, по заброшенным дорогам, где рядом бегут лисы, а перед носом взлетают совы, под тобой в такт колёсам шипят недовольные змеи, и где река Сарата вьётся слева и справа, в которой гордый аист выдёргивает лягушек, - эти дороги хоть и безлюдны, но полны всякой жизни. Эта история приключилась так.
В семь вечера я уже выехал из своей Фонтанки, и, пересекая Поскот, колесил по окружной к двум столбам. Не давали покоя мысли по моей нынешней подготовке: за последние полгода у меня не было никакой ездовой практики, лишь только на этой неделе я выкатился пару раз на полуторачасовые прогулки, неспешно проезжая всего по двадцать километров. Это, конечно, совсем ничего для подготовки к серьёзному велопоходу, а именно такой нам предстоял. Ну а последний длительный мой заезд был ещё зимой в ПМР.
За полтора часа я с ветерком доехал до двух столбов, где меня уже поджидали Артём с Лёшей, последний был оснащён по самому минимуму, да ещё и на шоссере. Спустя почти девять месяцев мы снова едем вместе. Мы направились к Маякам, сегодня в планах ночёвка у реки. Проехав ещё час, я ощутил сильную слабость, клонившую ко сну. Тяжесть в руках и ногах была вызвана голодом, я уже более двух часов педалил, что было очень непривычно моему организму. Пришлось стать у базарчика какого-то села. Литр сока на троих ушёл так, словно стакан воды в Сахаре. Перекусив кое-как, дальше продолжили двигаться уже в темноте.
На подъезде к Маякам был шикарный, очень затяжной спуск. Днём я разгонялся по нему, груженный велобаулом, за сорок. Сейчас, в ночь, это было рискованней, но веселей. Колёса освистывали дорогу, рубашка хлопала по спине, когда я молнией воткнулся в тёмное село. Пролетая сквозь дома и улицы, мы выглядывали магазин, в котором нам неплохо было бы закупиться на ужин и ещё что-то взять на завтрак. Однако сперва нам повстречалась заправка, где купили воды, макарон и шоколадок. Виляющие толпы из местных аборигенов, едва стоящие на своих двоих задних, окружившие единственный работающий магазин-наливайку, навели на мысль, что хорошо, что нам заходить уже туда больше не надо.
Оставив Маяки позади и проехав ещё несколько километров, мы стали искать место близ реки, способное принять троих беглецов из расплавленного города. Через двадцать минут, наконец, в зарослях камыша мы устроились, что было очень нелегко. В это время года масса горожан вываливаются на берег Днестра, заполняя все сколь-нибудь свободные вдоль реки пятачки своим присутствием. Космические объёмы комаров заставили нас наискорейшим образом сбросить с себя велосипеды и втулиться в палатку. Планы о горячем чае и ужине перенеслись на утро, всё, что можно было употребить сейчас – это огурцы с печеньем, запивая водой. Сверху по палатке стал постукивать мелкий дождь, тщетно угрожая сорвать всё наше мероприятие.
Проснулся я на часа два раньше запланированного. Ночью ярким светом луна озаряла внутренность палатки, и в пять утра ей на смену, величаво, между облаков выкатилось солнце. Дивный восход был тут же отснят тремя фотокамерами. Завтрак состоялся через два часа и содержал в себе макарошки, чай, шоколад, печенье. После осмотра нашей стоянки оказалось, что место ночёвки было выбрано более чем удачно: ближе пятидесяти метров ни души, а только заросли камыша в человеческий рост. Мы выехали в полдевятого, солнце ещё не палило, и можно преспокойно начать день.
Первая остановка – пограничный пункт, при переезде блюстители границы спросили, куда едем, и выдали талон. Через полчаса его отдали погранцам при въезде на Украину. Ещё немного проехав и поднявшись по хорошей горке, свернули с трассы вправо на Староказачье. С этого места дорога превратилась в грунтовую, но, к счастью, хорошо укатанную. Мы обратили очи в небо и вздрогнув при мысли, что было б, если б полил дождь… Прям под колёсами, нам попалась свежесдохшая лиса. Довольно хорошая шерсть и пушистый хвост. Как попала под колёса тяжёлого авто и зачем переехали такую красавицу, было непонятно. Впрочем, меня заинтересовал именно хвост – его я хотел отрезать и утащить на память о поездке. Я было даже занялся этим делом, но Артёма с Лёшей что-то стало тошнить при виде этих попыток, и пришлось оставить мертвую лису в покое. В пустых полях, как-то из-за горки вынырнуло Староказачье – село девятнадцатого века, как и всякое примолдавское селение, славится виноделием и тем, что там живут мои знакомые. По пути, проезжая магазины, взяли мороженное и, запивая квасом, осматривали центральную часть села. Народ торопился с груженными тачками на маршрутки; кто-то, с самого утра уже осушил не первый бокал пива и шатался неведомо куда; кто-то предлагал купить шерстяные носки, веники и купальники; некто навострил алчный взгляд на наши велосипеды. Ещё полчаса виляний по селу и мы стояли у двора моей знакомой тёти Вали. Вышла она не сразу, но, увидев гостей, затащила во двор, угостив вином и залив наши иссохшие сердца холодной водой. Здесь я заметил, что моё заднее колесо хорошо приспустило, но клеиться не стал, решил сделать на большой стоянке.
Дорогу от Староказачьего на Райлянку указали местные. По межпросёлочной пыльной колее ехали трое в надежде выехать на асфальт и глотнуть чистого без пыли воздуха. Подобравшись на обед к Райлянке, вдруг захотелось плотной еды, а мне подкачать колесище. Найдя местный магазин, обнаружили, что он такой же, как и тысячи, а может и сотни тыщ других, разбросанных по нашим заброшенным сёлам – совкового типа, почти пустой, с небольшим выбором товара и едва работающими холодильниками. Как же я удивился, когда из него вышли Артём с Лёшей, держа в руках колбасу. Я тоже купил оставшийся кусочек колбасы, подумав, что безжалостно лишаю жителей Райлянки гастрономических благ. Завершив пикник, выехали на поиски Фараоновки. Сорок километров позади - около половины пути.
Прикидывая, что ещё сорок мы проедем часа за два с половиной, мы ой как сильно ошибались. Пока солнце в самом зените жгло на всю мощь, мы подъехали к концу дороги. Натурально. За ней наступила тропа, подходящая исключительно для йогов. Если нужно выдумать медитативную дорогу для велойогов, то выдумывать уже ничего не нужно. Она находится именно здесь: между Забарным и Пшеничным Саратского района Одесской области. В горизонт удалялась грунтовка с разбросанным по ней щебнем и гравием. Как это прекрасно, что обратной дороги нет, и потому пришлось пробираться дальше. Алексей, бороздивший на шоссейнике, каждые сто метров выпускал всё новые мантры относительно увиденного. Дряньдорога улыбалась нам, по меньшей мере, минут сорок. И вот случилось – Лёшин шоссер впервые в его истории прокололся! Под палящим солнцем стали на ремонт. Я также подкачал своё колёсико. Леша продолжал мантрить и материть всё велотуристическое и замечтался о мотоцикле. Вся эта трясучка довела Лёшу до того, что его бессвязная речь зашла даже о том, что нужно разворачиваться и ехать назад... на мотоцикле.
Потеряв очень дорогаценное время, мы продолжили наступать на Фрумушику. Однако в Фараоновке Лёшу ждал ещё один сюрприз: у него вновь спустило колесо. Как оказалось, латка плохо заклеилась. Повторив бортировку и проехав сорок два метра, мы опять наблюдали за Лёшиным «фартом» – с колесом будто ничего и не делали, оно продолжало спускать. Такое впечатление, что мои латки не хотели подходить к его шоссейной камере. Я не представляю, каково было бы нам дальше, если б не запасная шоссейная камера, на которую Лёша решил поменять. Было уже больше пяти вечера, но нам очень хотелось успеть до наступления темноты в фрумушикскую корчму, и потому дальше двигались, не теряя времени ни на какие мелочи. Ну, иногда я просил остановки уделить немного внимания моему сдыхающему колесу.
Весь день мы двигались с востока в западном направлении, и от села к селу я заметил, как то поднималась, то опускалась дорога, пересекая холмы и долины. Едва выйдя на гребень одного холма, тут же становишься очевидцем грустной картины: перед колёсами стартовал минутный спуск, но затем вновь довольно долгая перспектива выкарабкивания на новый гребень вверх. Таких вот спусков в долины и подъёмов на холмы было не счесть. Спустившись в одну такую ущелину, которая вела в село Петропавловка, мы выехали на старый мост через речушку Сарата. Пейзаж с моста был настолько притягателен, что пришлось-таки остановиться и поглазеть на спокойно пасущихся коров, что небрежно, спасаясь от жары, топтались в болоте и размахивали роскошными хвостами, будто предлагали нам присоединиться к их досугу. Оставив жевательных с одной стороны моста, выуживающих жаб из той же Сараты аистов с другой стороны, мы двинулись дальше.
До места назначения оставалось каких-то двадцать километров, и в виду того, какая удовлетворительная дорога тянулась с Пшеничного, мы очень надеялись оставшийся кусочек проехать всего за час. Тем временем, выехав из Петропавловки, дорога превратилась в ненужней некуда. Начались грунтовки, изборождённые всеми видами транспорта, какие можно встретить в селе. Все прелести дополнялись бесконечными запыленными подъёмами и вилястыми спусками, впрочем, по которым даже и не разогнаться вволю и не отдохнуть, а продолжаешь подпрыгивать на каждой кочке-камне.
Всего в походе можно вытерпеть: и зной, и ветер, и камни под колёсами, и взлёты… На всё можно найти силы перетерпеть и забыть, за исключением одного. Того самого дикого воя, что разносил по долинам и буграм наш Алексей, гонимый на шоссере по пням и ухабам. Этот сдавленный печалью крик мог прорубиться сквозь любые засовы глухих дверей сейфа, чтобы проникнуть в самый дальний и забытый уголок твоего мозга и превратить его в эпицентр атомного взрыва. Деваться было некуда. Так продолжались эти двадцать виброкилометров. Последние не выпрыгнувшие от тряски мысли Алексея всё заставляли его думать о том, что надо бы возвращаться назад, и сделать это непременно прямо сейчас, пока не поздно, а то дальше будет только хуже. И это хуже наступало всё больше и быстрее, чем это предвидели самые предательские мысли. Я лишь изредка продолжал тихонечко подкачивать своё круглое копытце каждые пятнадцать минут, когда мы останавливались передохнуть.
Конец транспортного сообщения с Саратой наступил уже в Староселье, туда, дальше, куда мы едем, автобусы уже не ездят. Но, что удивило, как через несколько километров нам повстречалось ещё одно село Семисотка. В нём насчитывалось всего около двух десятков домов, но что ещё больше поражало – это обилие детей. Этот затерянный край земли при всём его отдалённости от цивилизации никак нельзя назвать вымирающим. По вечерней одной единственной улице Семисотки трезвые люди ходят семьями и приветливо кивают головой гостям. За взрослыми любопытствовали и их маленькие чада. Всё это похоже как на какой-то другой нетронутый цивилизацией мир. В одном месте мы заметили колодец и набрали свежей холодной воды, по которой соскучились с самого утра. Вблизи колодца росла спелая шелковица, её сладкие ягоды подарили нам несколько минут радости от еды. Местные рассказали, что до заветной Фрумушики осталось совсем немного, однако кушать там нечего, никакого ресторана там нет, и вообще нас ждёт голодная ночь. Отказавшись верить последнему, ибо отступать некуда, мы сделали последний рывок.
По хорошо укатанной грунтовке мы ехали немного в горку, и очень скоро вдалеке уже показались купола тамошней новой церкви. Дорога упиралась в большие ворота, на которых висела цепь с большим замком. По обе стороны ворот уходил забор. За ним можно было наблюдать то самое искусственное село, в котором мы не замечали ни души. Проехав вдоль забора метров триста, мы въехали в закрытое село через другой «непарадный» вход. С этой стороны мы спокойно спустились в центр по брусчатке.
Слева и справа аллейки выстроены домики, словно их добрый сказочник нарисовал. Цветные, с ухоженными двориками и прочими декоративными предметами старины, какие окружали давние хозяйства. Под открытым небом стояли на всеобщее обозрение кувшины, предметы быта, старинные плуги, ткацкие машины и прочие механизмы. Дома и их внутреннее убранство соответствовали аутентично тому, как жили в Бесарабии те народы, которые её населяли, а это украинцы, молдаване, болгары, россияне, евреи, цыгане. Позже мы-таки смогли договориться за ужин, и нам за сорок долларов предоставили качественный ночлег с горячим душем в номере. Перед сном мы ещё совершили небольшую прогулку по Фрумушике-Нова, заметив овчарню (они до глубокой ночи блеяли), на территории располагался музей из памятников на любой вкус, свезённые с разных уголков района, винный погреб, а также бассейн у дома. В селе никто не живёт, кроме обслуживающего туристов персонала.
Проснулся я на часа два раньше запланированного. Ночью ярким светом луна озаряла внутренность палатки, и в пять утра ей на смену, величаво, между облаков выкатилось солнце. Дивный восход был тут же отснят тремя фотокамерами. Завтрак состоялся через два часа и содержал в себе макарошки, чай, шоколад, печенье. После осмотра нашей стоянки оказалось, что место ночёвки было выбрано более чем удачно: ближе пятидесяти метров ни души, а только заросли камыша в человеческий рост. Мы выехали в полдевятого, солнце ещё не палило, и можно преспокойно начать день.
Первая остановка – пограничный пункт, при переезде блюстители границы спросили, куда едем, и выдали талон. Через полчаса его отдали погранцам при въезде на Украину. Ещё немного проехав и поднявшись по хорошей горке, свернули с трассы вправо на Староказачье. С этого места дорога превратилась в грунтовую, но, к счастью, хорошо укатанную. Мы обратили очи в небо и вздрогнув при мысли, что было б, если б полил дождь… Прям под колёсами, нам попалась свежесдохшая лиса. Довольно хорошая шерсть и пушистый хвост. Как попала под колёса тяжёлого авто и зачем переехали такую красавицу, было непонятно. Впрочем, меня заинтересовал именно хвост – его я хотел отрезать и утащить на память о поездке. Я было даже занялся этим делом, но Артёма с Лёшей что-то стало тошнить при виде этих попыток, и пришлось оставить мертвую лису в покое. В пустых полях, как-то из-за горки вынырнуло Староказачье – село девятнадцатого века, как и всякое примолдавское селение, славится виноделием и тем, что там живут мои знакомые. По пути, проезжая магазины, взяли мороженное и, запивая квасом, осматривали центральную часть села. Народ торопился с груженными тачками на маршрутки; кто-то, с самого утра уже осушил не первый бокал пива и шатался неведомо куда; кто-то предлагал купить шерстяные носки, веники и купальники; некто навострил алчный взгляд на наши велосипеды. Ещё полчаса виляний по селу и мы стояли у двора моей знакомой тёти Вали. Вышла она не сразу, но, увидев гостей, затащила во двор, угостив вином и залив наши иссохшие сердца холодной водой. Здесь я заметил, что моё заднее колесо хорошо приспустило, но клеиться не стал, решил сделать на большой стоянке.
Дорогу от Староказачьего на Райлянку указали местные. По межпросёлочной пыльной колее ехали трое в надежде выехать на асфальт и глотнуть чистого без пыли воздуха. Подобравшись на обед к Райлянке, вдруг захотелось плотной еды, а мне подкачать колесище. Найдя местный магазин, обнаружили, что он такой же, как и тысячи, а может и сотни тыщ других, разбросанных по нашим заброшенным сёлам – совкового типа, почти пустой, с небольшим выбором товара и едва работающими холодильниками. Как же я удивился, когда из него вышли Артём с Лёшей, держа в руках колбасу. Я тоже купил оставшийся кусочек колбасы, подумав, что безжалостно лишаю жителей Райлянки гастрономических благ. Завершив пикник, выехали на поиски Фараоновки. Сорок километров позади - около половины пути.
Прикидывая, что ещё сорок мы проедем часа за два с половиной, мы ой как сильно ошибались. Пока солнце в самом зените жгло на всю мощь, мы подъехали к концу дороги. Натурально. За ней наступила тропа, подходящая исключительно для йогов. Если нужно выдумать медитативную дорогу для велойогов, то выдумывать уже ничего не нужно. Она находится именно здесь: между Забарным и Пшеничным Саратского района Одесской области. В горизонт удалялась грунтовка с разбросанным по ней щебнем и гравием. Как это прекрасно, что обратной дороги нет, и потому пришлось пробираться дальше. Алексей, бороздивший на шоссейнике, каждые сто метров выпускал всё новые мантры относительно увиденного. Дряньдорога улыбалась нам, по меньшей мере, минут сорок. И вот случилось – Лёшин шоссер впервые в его истории прокололся! Под палящим солнцем стали на ремонт. Я также подкачал своё колёсико. Леша продолжал мантрить и материть всё велотуристическое и замечтался о мотоцикле. Вся эта трясучка довела Лёшу до того, что его бессвязная речь зашла даже о том, что нужно разворачиваться и ехать назад... на мотоцикле.
Потеряв очень дорогаценное время, мы продолжили наступать на Фрумушику. Однако в Фараоновке Лёшу ждал ещё один сюрприз: у него вновь спустило колесо. Как оказалось, латка плохо заклеилась. Повторив бортировку и проехав сорок два метра, мы опять наблюдали за Лёшиным «фартом» – с колесом будто ничего и не делали, оно продолжало спускать. Такое впечатление, что мои латки не хотели подходить к его шоссейной камере. Я не представляю, каково было бы нам дальше, если б не запасная шоссейная камера, на которую Лёша решил поменять. Было уже больше пяти вечера, но нам очень хотелось успеть до наступления темноты в фрумушикскую корчму, и потому дальше двигались, не теряя времени ни на какие мелочи. Ну, иногда я просил остановки уделить немного внимания моему сдыхающему колесу.
Весь день мы двигались с востока в западном направлении, и от села к селу я заметил, как то поднималась, то опускалась дорога, пересекая холмы и долины. Едва выйдя на гребень одного холма, тут же становишься очевидцем грустной картины: перед колёсами стартовал минутный спуск, но затем вновь довольно долгая перспектива выкарабкивания на новый гребень вверх. Таких вот спусков в долины и подъёмов на холмы было не счесть. Спустившись в одну такую ущелину, которая вела в село Петропавловка, мы выехали на старый мост через речушку Сарата. Пейзаж с моста был настолько притягателен, что пришлось-таки остановиться и поглазеть на спокойно пасущихся коров, что небрежно, спасаясь от жары, топтались в болоте и размахивали роскошными хвостами, будто предлагали нам присоединиться к их досугу. Оставив жевательных с одной стороны моста, выуживающих жаб из той же Сараты аистов с другой стороны, мы двинулись дальше.
До места назначения оставалось каких-то двадцать километров, и в виду того, какая удовлетворительная дорога тянулась с Пшеничного, мы очень надеялись оставшийся кусочек проехать всего за час. Тем временем, выехав из Петропавловки, дорога превратилась в ненужней некуда. Начались грунтовки, изборождённые всеми видами транспорта, какие можно встретить в селе. Все прелести дополнялись бесконечными запыленными подъёмами и вилястыми спусками, впрочем, по которым даже и не разогнаться вволю и не отдохнуть, а продолжаешь подпрыгивать на каждой кочке-камне.
Всего в походе можно вытерпеть: и зной, и ветер, и камни под колёсами, и взлёты… На всё можно найти силы перетерпеть и забыть, за исключением одного. Того самого дикого воя, что разносил по долинам и буграм наш Алексей, гонимый на шоссере по пням и ухабам. Этот сдавленный печалью крик мог прорубиться сквозь любые засовы глухих дверей сейфа, чтобы проникнуть в самый дальний и забытый уголок твоего мозга и превратить его в эпицентр атомного взрыва. Деваться было некуда. Так продолжались эти двадцать виброкилометров. Последние не выпрыгнувшие от тряски мысли Алексея всё заставляли его думать о том, что надо бы возвращаться назад, и сделать это непременно прямо сейчас, пока не поздно, а то дальше будет только хуже. И это хуже наступало всё больше и быстрее, чем это предвидели самые предательские мысли. Я лишь изредка продолжал тихонечко подкачивать своё круглое копытце каждые пятнадцать минут, когда мы останавливались передохнуть.
Конец транспортного сообщения с Саратой наступил уже в Староселье, туда, дальше, куда мы едем, автобусы уже не ездят. Но, что удивило, как через несколько километров нам повстречалось ещё одно село Семисотка. В нём насчитывалось всего около двух десятков домов, но что ещё больше поражало – это обилие детей. Этот затерянный край земли при всём его отдалённости от цивилизации никак нельзя назвать вымирающим. По вечерней одной единственной улице Семисотки трезвые люди ходят семьями и приветливо кивают головой гостям. За взрослыми любопытствовали и их маленькие чада. Всё это похоже как на какой-то другой нетронутый цивилизацией мир. В одном месте мы заметили колодец и набрали свежей холодной воды, по которой соскучились с самого утра. Вблизи колодца росла спелая шелковица, её сладкие ягоды подарили нам несколько минут радости от еды. Местные рассказали, что до заветной Фрумушики осталось совсем немного, однако кушать там нечего, никакого ресторана там нет, и вообще нас ждёт голодная ночь. Отказавшись верить последнему, ибо отступать некуда, мы сделали последний рывок.
Слева и справа аллейки выстроены домики, словно их добрый сказочник нарисовал. Цветные, с ухоженными двориками и прочими декоративными предметами старины, какие окружали давние хозяйства. Под открытым небом стояли на всеобщее обозрение кувшины, предметы быта, старинные плуги, ткацкие машины и прочие механизмы. Дома и их внутреннее убранство соответствовали аутентично тому, как жили в Бесарабии те народы, которые её населяли, а это украинцы, молдаване, болгары, россияне, евреи, цыгане. Позже мы-таки смогли договориться за ужин, и нам за сорок долларов предоставили качественный ночлег с горячим душем в номере. Перед сном мы ещё совершили небольшую прогулку по Фрумушике-Нова, заметив овчарню (они до глубокой ночи блеяли), на территории располагался музей из памятников на любой вкус, свезённые с разных уголков района, винный погреб, а также бассейн у дома. В селе никто не живёт, кроме обслуживающего туристов персонала.
На следующий день планировалось два сценария. До Белгород-Днестровска более ста километров, и потому первый сценарий предполагался такой: рано утро подъём и выезд на Сарату пятьдесят километров. Оттуда же на маршрутке или автобусе, уж как там выйдет, подъехать к Белгороду, а там успеть на электричку, что отъезжает в пять вечера на Одессу. Другой вариант – встать ещё раньше, не надеясь на саратские автобусы, что нас кто-то подвезёт, и прямиком до Белгород-Днестровска на электричку. В любом случае, главное было это встать рано утром. В пять подъём, в шесть отъезд. На ночь я, наконец, заклеил колесо и после горячего чая, окончательно выбившись из сил, все уснули, едва коснувшись подушек, преодолевши 130 км за последние два дня.
Встали ещё до зари, и, как по плану, в шесть утра мы уже покидали село-музей. Прохладный восход солнца отправлял нас в обратный путь. При таком лилово-розовом небесном освещении и спокойной дымке над полями вчерашняя усталость как рукой куда-то стиралась из памяти, давая новые силы для предстоящего дня.
Выехав из грунтов в Петропавловке, мы стали на хороший асфальт, и, развернувшись спиной к ветру, как удалые помчались до Сараты. Эти тридцать километров мы покрыли чуть более чем за час. До полудня было ещё далеко, а мы прокатили уже полтину, и в Сарате решили двигаться дальше, безо всяких автобусов, до самого Белгород-Днестровска.
С этого места дорога вновь стала корчить нам рожи: дыра на дыре на грубом асфальте весело подкидывали нас. Из прямого движения один за другим мы стали ползти змейкой каждый по своей канаве. Весь автотранспортный поток вовсе переместился на обочину в поля, и там движение было настолько интенсивным, что прямо в степи сами собой стали образовываться большие перекрёстки и разъезды. Однако выезжать нам на альтернативный путь не хотелось из-за громадных пылевых облаков, что оставляли за собой машины, не говоря уже о крупногабаритных грузовиках.
До Белгород-Днестровска оставалось всего двадцать километров, и мы вполне успевали на пятичасовую электричку. Но нас поджидали новые испытания – впереди небо резко почернело, и ветер понёс всю полевую и придорожную пыль нам навстречу. Пустился дождь, и через пятнадцать минут мы уже взбалтывали лужи, так быстро залившие многочисленные выбоины.
Точка вскоре превратилось в окно комнаты, в которую я наискорейшим образом переместился с жадной мыслю сбросить с себя всё и просушиться. Спидометр утверждал, что сегодняшний пробег составил около ста сорока километров. А всего за вечер и два дня набежало двести семьдесят, и это необходимо было отметить – здоровым сном в одной комнате с женой и сыном, делясь своей историей уже в царстве Морфея.
В.Гуцол
vk.com/gutsol_volodymyr
